Запертое слово.
У Эрика Булатова есть образ «СЛАВА КПСС». Красные агрессивные литеры из советского плаката работают как решетка. Они закрывают небо, сжимают воздух. Атакуют зрителя, давя на него. В тоже время облачный небосвод проступает сквозь эту решетку, обтекает пространством буквы. Позволяет нам освободиться, проскользнуть сквозь алые заграждения советского лозунга. Иллюзорное пространство размыкает блокаду литер на поверхности живописного холста.
Выставка -- инсталляция Олега и Ольги Татаринцевых «За пределами» предполагает коммуникацию похожую, однако по логике оппозиционную булатовской. Слова, буквы в исключительных по технике и качеству стендах не пленяют пространство, но сами становятся его пленниками. Тексты образуют сплошной шрифтовой покров. Цвета фонов яркие и корпусные: алые, сиреневые, темно-синие. Литеры аскетичных конструктивистских очертаний проецируются на фон по принципу странного кислотного декора. Отчужденного и холодного. Возникает эффект леттристского, авангардного коллажа. Тема модернистской агрессии усилена тем, что тексты заливают черные потоки краски, форматируясь в супрематические диагонали, квадраты, сетки. Пространству высвободиться не суждено. И сами слова -- пленники плоской поверхности навечно. В речь они не соберутся. Они кристаллизуются в орнамент, схожий с изгородью из колючей проволоки.
Такая травма, трагедия речи, инсталлированная в диалоге с модернизмом первой (довоенной) и второй (послевоенной) волн, обусловлена точно сформулированной гражданской позицией Олега и Ольги Татаринцевых. Художники делают проект об узниках свободомыслия в России, со времен 40-х годов XIX столетия. Они показывают картины, в которых речь истязают, пытают, калечат и бьют. Все работы художников являются развернутыми цитатами тюремных, ссыльных, каторжных писем и литературных творений великих узников свободы. Их имена: Достоевский, Салтыков-Щедрин, Гумилев, Мандельштам, Хармс, Шаламов, Солженицын, Бродский, Даниэль.
Страсть к борьбе и алчба справедливости в одних уступают место покорности и покаянию за несовершенные преступления в других. Терзают сердце и мысли даже не сами пронзительные тексты. Шокирует другое: константность насилия над личностью и безнаказанность произвола власти во все периоды российской истории. Самый горький собеседник: не поэтические яркие метафоры, а сухие исторические справки.
В 1849 году, в «благословенную» эпоху самодержавия Николая I Федор Достоевский с петрашевцами чудом избежал смертной казни, которую во время чтения приговора заменили каторгой. Николай Гумилев был расстрелян в самое время расцвета «великой утопии». 1921 год. Никакого тоталитаризма. Авангардный эксперимент в зените!
Варлам Шаламов прошел все круги пыточного советского ада. Ад начался еще в 1929 году, когда Шаламова арестовали за троцкистскую деятельность, и продолжался до хрущевской оттепели.
Жертвами «либеральных» оттепельных лет стали Иосиф Бродский (осужден в 1964 году и отправлен на принудительный труд в Архангельскую область «за тунеядство»), а также Юлий Даниэль, приговоренный в 1966 году к пяти годам лишения свободы за антисоветскую агитацию.
Что уж говорить про официально признанные антигуманными в вопросах суда и права тоталитарные 1930 – 1940-е годы, растерзавшие Осипа Мандельштама, Даниила Хармса, тысячи других, ум и совесть имеющих граждан России…
В сегодняшней России, в которой нет преследований по политическим взглядам, под домашним арестом сидит Кирилл Серебренников.
Один век сменяется другим, либеральные периоды уступают место реакции, а гражданское общество, защищающее права личности, каждого конкретного человека, так и не создается. Как говорил поэт Маяковский: «единица – ноль»! Апофеоз абсурда. А раз этот апофеоз постоянен, то любой текст оказывается не читаем как документ общественного договора. Буквы писем из заключения сплетаются в тюремную решетку, отсекающую возможность полноценного диалога на тему СВОБОДЫ.
Сергей Хачатуров
Галерея pop/off/art не рассматривает и не принимает портфолио новых художников.
